HHhH - Страница 94

Но 10 июня 1942 года об этом не догадываются ни сам фюрер, ни кто-либо еще, и прежде всего – Габчик и Кубиш. При известии о том, что деревня стерта с лица земли, оба парашютиста приходят в ужас и отчаяние. Их как никогда терзает чувство вины. И сколько они себя ни убеждают, что выполнили свою миссию, что зверь мертв, что они освободили Чехословакию и весь мир от одного из самых страшных чудовищ, им кажется, будто это они истребили обитателей Лидице, а поскольку Гитлеру известно, что сами они живы, репрессии будут продолжаться и продолжаться. Без конца. Запертые в крипте, парни перебирают в своих несчастных, измученных нервным напряжением головах один план за другим и находят решение, которое кажется им единственно возможным. Сдаться. Возникает бредовый сценарий – такой, какой только и может породить воспаленный мозг: они попросят чешского Лаваля их принять, а когда войдут в его кабинет, то положат ему на стол письмо с признанием своей ответственности за убийство Гейдриха, застрелят Эммануэля Моравца и застрелятся сами. Прямо там, в кабинете. Сколько же терпения, дружелюбия, настойчивости, дипломатичности пришлось проявить лейтенанту Опалке, Вальчику и остальным парашютистам, скрывающимся в подземелье храма, чтобы Габчик с Кубишем отказались от своего безумного плана! Во-первых, это невыполнимо технически. Во-вторых, для немцев их письмо – не доказательство. Ну и потом… даже если бы им и удалось осуществить задуманное, террор и массовые убийства, которые начались задолго до смерти Гейдриха, продолжатся и после их собственной смерти. Ничего не изменится, жертва окажется совершенно бесполезной. Габчик и Кубиш едва не плачут от ярости и бессилия, но в конце концов позволяют себя убедить. Тем не менее им так и не удается поверить в то, что смерть Гейдриха послужила хоть чему-нибудь.

Может быть, я как раз для того и пишу эту книгу, чтобы объяснить им: вы ошибались.

241 ПОЛЕМИКА О ЧЕШСКОМ ИНТЕРНЕТЕ

...

Интернет-сайт, созданный для чешских подростков, чтобы заинтересовать их историей деревни Лидице, полностью разрушенной нацистами в июне 1942 года, предлагает интерактивную игру «Сжечь Лидице за самое короткое время».

242

Результаты, полученные гестапо, до того мизерны, что невольно думаешь: а может, там больше даже и не ищут убийц Гейдриха? Ищут всего лишь козлов отпущения – и считают, что один нашелся: чиновник из Министерства труда, который вечером 27 мая разрешил отправить поезд с чешскими рабочими в Берлин. Поскольку трех парашютистов так нигде и не обнаружилось, эта ниточка кажется ничуть не хуже других, и гестаповские следователи «устанавливают», что трое убийц (нет, расследование все-таки понемножку продвигается, теперь им уже известно, что в покушении участвовали трое) улизнули из Праги именно этим поездом. Господа из Печекова дворца могут даже уточнить детали поездки, ну просто ошеломляющие: беглецы всю дорогу прятались под скамьями, воспользовались короткой остановкой в Дрездене, чтобы выпрыгнуть из вагона, и пропали после этого бесследно, сгинули, растворились. Конечно, предположение, что террористы решили покинуть Чехию и искать убежище в Германии, звучит довольно смело, но гестаповцам этого недостаточно, они идут дальше. Однако тут возникает заминка. Министерский чиновник, когда ему предъявляют обвинение, вовсе не хочет сдаваться, и то, как он защищается, сильно гестаповцев озадачивает: да, он разрешил отправление поезда, но сделал это по требованию из Берлина, из Министерства авиации. То есть непосредственно от Геринга. К тому же наш дотошный чиновник сохранил копию разрешения на отправку с печатью пражской полиции. Стало быть, если и была совершена ошибка, то гестапо должно принять часть ответственности на себя. В Печековом дворце решают забыть об этой истории.

243

Идея, как выбраться из тупика, приходит в голову комиссару Паннвицу, этому стреляному воробью, этому тонкому знатоку человеческой души. Паннвиц исходит из следующего: обстановка террора, которую они, оккупанты, намеренно создали после событий 27 мая, приводит отнюдь не к тем результатам, какие нужны. Нет, комиссар не против террора как такового, он просто отмечает единственную его отрицательную сторону: создавшаяся атмосфера совершенно деморализует тех, кто хотел бы добровольно явиться с доносом. Со дня покушения прошло больше двух недель, и теперь уже никто не рискнет прийти в гестапо и объяснить, что, мол, информация-то у него есть, но до сих пор он колебался, довести ее до сведения дознавателей или нет. Надо пообещать амнистию всем, кто по собственной воле сообщит что-либо по делу, даже в том случае, если они сами были в этот самом деле замешаны, – и сдержать свое обещание.

Франк согласился с доводами комиссара и объявил, что каждый, кто в течение пяти дней придет с информацией, способствующей поимке убийц, получит амнистию. После назначенного срока ему уже не удастся обуздать жажду крови, которой одержимы Гитлер и Гиммлер.

Когда госпожа Моравцова услышала об этом, она сразу же поняла, что означает обещанная амнистия: немцы идут ва-банк. Если в ближайшие пять дней никто на ребят не донесет, донос им больше не будет грозить, а шансы выжить существенно увеличатся. И действительно – как только пройдет назначенный срок, никто уже точно не решится пойти в гестапо. Она думает об этом 13 июня 1942 года, и в тот же день к ней заявляется какой-то незнакомый мужчина, но, никого дома не застав, идет к привратнику и спрашивает, не оставила ли госпожа Моравцова для него портфель. Этот мужчина – чех, но пароля «Ян» он не называет, потому привратник отвечает «ничего не знаю». Незнакомец уходит.